83. Последний бой

10 января 1945 года, Восточная Пруссия.

Командир танкового батальона гвардии майор Владимир Александрович Бочковский с трудом сдерживал гнев.

Его прислали принимать пополнение для Первой гвардейской бригады — маршевые танковые роты.

Вот и указанная станция. Снег скрипит под сапогами. Перрон, стоят эшелоны с какой-то сельскохозяйственной продукцией — сеном, что ли. На танки — ни намёка.

Бочковский разозлился не на шутку:

— Где начальник станции?

— Здесь, — подал голос человек в полушубке и низко надвинутой ушанке. — Старшина Поливанов.

— Где танки? — закричал Бочковский. Он уже терял терпение. Особенно выводила его из себя улыбка старшины. Небось только что получил назначение и считает себя большим начальником. — Когда их доставят?

— Да вот же они, танки! — Поливанов кивнул на эшелон. — По указанию товарища Катукова эшелон встретили ещё в Ковеле и там замаскировали сеном. А вы разве не видите?

— Не вижу, — признался Бочковский.

Катуков был мастером удивлять окружающих. Вот и опять… А танкисты где, хотелось бы знать?

—Личный состав остаётся в теплушках, — ответил на невысказанный вопрос начальник станции. — Велено к дороге не выходить, чтоб не было демаскировки.

— Ясно. — Бочковский набрал в грудь воздуха и закричал: — Построиться!

Из вагонов посыпались танкисты…

— А танки тоже не простые, — отметил один из командиров. — Смотрите, товарищ командир батальона.

На башнях были выведены надписи: «От трудящихся Молдавии».

— Вы же из Молдавии родом? Товарищ Катуков сказал. И ещё просил передать вам: «Доведите их до Берлина».

— Будет выполнено, — обещал командир батальона. Гнев как рукой сняло…

5 марта 1945 года, район Штеттина.

— Удивительно теперь воюем, — заметил Михаил Ефимович Катуков. — Раньше немцы были или позади нас, или впереди, а сейчас они вокруг на триста шестьдесят градусов. И что характерно — не окружение, да только всё равно, куда ни поверни — везде немцы. Живые, а ещё больше — мёртвые. Побито их — воистину несть числа.

Советские танки с боями пробивались к Берлину.

…Девятнадцатая гвардейская механизированная бригада, входившая в состав корпуса генерала Дремова, шла в третьем эшелоне, за штабом корпуса.

— Передовые части советских войск уже подходят к Балтийскому морю, — сообщил политрук. — А тут на нас гитлеровцы лезут, как очумелые. Товарищи, бои предстоят тяжёлые. Немцы хорошо знают: они отрезаны, зажаты между Первым и Вторым Белорусскими фронтами. Поэтому так рвутся к Штеттину, пытаясь проложить себе путь через вторые и третьи эшелоны наших войск. Не дадим врагу воплотить его замысел, остановим и истребим фрицев здесь, на месте!

Положение между тем становилось сложным, если не сказать тяжёлым.

Помощник начальника штаба бригады по разведке гвардии старший лейтенант Иванов знал ситуацию лучше других.

После нескольких стычек гитлеровцы атаковали танковый полк, с которым двигался штаб бригады, и отрезали его от остальных подразделений.

— И ведь знают, что скоро им капут, а все равно продолжают драться, — заметил Иванов.

Его товарищ, гвардии лейтенант Лабутин, отозвался:

— Боятся к нашим в плен попадать. И правильно боятся, сволочи.

Заночевать решили в небольшой деревне.

6 марта 1945 года, район Штеттина.

— Немцы!

Сколько раз просыпался Григорий Иванов от этого крика. И снова: немцы!.. Мгновение — и он уже на ногах.

На рассвете гитлеровцы ворвались в деревню. Началась ожесточённая схватка.

— Где штаб? Где штаб бригады? — кричал Иванов, перебегая от бойца к бойцу.

Наконец нашёлся штаб: офицеры укрылись в подвале небольшого каменного строения.

Когда гвардии старший лейтенант ворвался в подвал и занял позицию у окна вместе с остальными, командир бригады полковник Гаврилов подозвал его к себе:

— Отстреливаться мы и без тебя можем, а ты бери-ка два бронетранспортёра да сдерживай фашистов, не подпускай их сюда. Сможешь? Других сил у нас тут под рукой сейчас нет.

— Смогу, — ответил Иванов.

Он выбрался наружу и, пригибаясь, побежал к своим бойцам.

Один бронетранспортёр поставил в двухстах метрах от штаба — по дороге, ведущей к северу. На втором выскочил вперёд, левее.

Впереди, метрах в трёхстах, темнел лесок.

Гитлеровцы продолжали вести бой в деревне. Иванов находился так близко к расположению противника, что отчётливо слышал команды, отдаваемые на немецком языке.

— Schnell, schnell! — орали офицеры, подгоняя солдат.

Неужели им удастся прорваться? До боли обидно было бы пропустить их. Нет, шалишь!

Гвардии старший сержант открыл огонь. Он остановился только тогда, когда ствол пулемёта накалился.

— Где же наши?

Рядом с бронетранспортёром остановился советский танк. Командир тридцатьчетвёрки выбрался наружу, осторожно подобрался к БТРу.

— Где фриц? Куда бить? — спросил он.

Иванов указал координаты, и стрельба возобновилась.

…И вдруг раздался оглушительный взрыв: немецкий снаряд ударил в бронетранспортёр. Днище вырвало, гвардии старшего лейтенанта выбросило наружу. Он лежал неподвижно, потеряв сознание.

Один из бойцов, получив приказание командира танка, поднял раненого и потащил к штабу бригады.

— Где тут можно его уложить? — спросил он, удерживая Иванова. Тот был ранен в голову, в живот, в обе руки и в ногу.

— В подвале есть место, — один из офицеров быстро освободил угол, помог устроить Григория.

Тот ненадолго пришёл в себя — как раз вовремя, чтобы увидеть, как в прямоугольнике дверного проёма показалась женщина-врач, тащившая на себе ещё одного раненого танкиста.

И в этот же самый миг обоих догнала очередь фашистского автомата. Танкист обвис — он был мёртв. Женщина упала, истекая кровью.

Шли часы. Сражение продолжалось. И только к вечеру гитлеровцев выгнали из деревни. Несколько танков догорало на краю леса, из чащи послышалась одиночная очередь — но больше никто не стрелял.

— Потерпи, — прошептала женщина-врач. — Теперь уже скоро.

Иванов опять потерял сознание и не помнил, как раненых грузили в машину и везли к полевому госпиталю…

16 апреля 1945 года, Зееловские высоты.

День клонился к вечеру.

Танки гвардии майора Бочковского вводились в бой на очень невыгодном рубеже.

Они шли по открытому полю, а сверху, с Зееловских высот, их поливали смертоносным огнём немецкие самоходные пушки, авиация забрасывала бомбами. Десяток тридцатьчетвёрок горел.

— Любой ценой надо взять рубеж, прикрывающий путь в Берлин! — таков был жёсткий приказ командующего.

Бочковский получил приказ: нанести фланговый удар, чтобы облегчить положение батальонов, атакующих высоты в лоб.

Манёвр осуществили удачно.

На мгновение Бочковский выскочил из танка, чтобы лучше сориентироваться на местности.

И в это самое мгновение вражеский снаряд разорвался прямо под его танком.

Резкий удар в живот — осколок ударил командира, кровь хлынула струёй… Через открытый башенный люк были ранены наводчик и механик-водитель.

И смотрит на истекающего кровью заряжающий, а с места механика-водителя — ещё один «пассажир», тринадцатилетний сын полка Володя Зенкин.

Бочковский лежит на боку, рана в живот тяжёлая, в неё попала земля.

Обстрел усиливается. Выскакивать из танка, тащить куда-то умирающего сейчас, когда бой в разгаре…

Мальчик решился. Выбрался из танка и, петляя, как заяц, понёсся навстречу советским танкам, идущим в атаку.

— Куда! Стой! Подстрелят!..

Да разве остановишь отчаянного подростка.

…Какие слова услышал он от советского танкиста, успевшего остановить машину буквально в двух шагах, — об этом история умалчивает.

— Куда прёшь, сумасшедший? — примерно так спросили его бойцы.

И Володя привел их к размочаленному снарядом дереву, под которым умирал майор.

— Командира не оставим, — решили танкисты. Втащили его и Володю в танк и доставили на командный пункт Первой гвардейской танковой бригады.

— …Бочковский ранен? Майор Бочковский? — Катуков не колебался. — Сейчас пришлю самолёт, эвакуировать надо сразу в тыловой госпиталь… Нельзя допустить, чтобы умер!

22 апреля 1945 года, берега Шпрее.

Командир триста девяносто девятого гвардейского тяжёлого самоходно-артиллерийского полка полковник Дмитрий Кобрин молча слушал командующего.

Катуков вызвал к себе командиров воинских частей, специально выделенных для того, чтобы первыми ворваться в Берлин.

«Каждый солдат должен знать свой манёвр», — любил повторять он слова Суворова.

Поэтому инструкции получали не только командиры полков, но и младшие офицеры — вплоть до ротных и батарейных.

На специально сделанном макете Берлина были показаны улицы, по которым предстояло двигаться. И не просто двигаться — пробиваться с боями.

— Трудности, товарищи, будут большие, гитлеровцы сопротивляются с отчаянием обречённых, — добавил Катуков. — Каждый дом придётся штурмовать, как крепость.

Он перевёл взгляд на Кобрина:

— Вам, товарищ Кобрин, предстоит действовать с частями сто семидесятого стрелкового полка. Командует полком гвардии полковник Герой советского Союза Дронов.

Командиры обменялись рукопожатием.

Завтра — в смертельный бой.

23 апреля 1945 года, берега Шпрее.

— И это всё? — невольно вырвалось у Кобрина, когда он увидел, сколько человек осталось в полку Дронова.

— Зато каждый — на вес золота, — ответил Дронов.

И он был прав. Все, кто оставался ещё в строю, были опытными бойцами.

— Формируем четыре штурмовые группы. Идём к Рейхстагу! Будем первыми, кто ворвётся в логово фашистского зверя!

После переправы развернули знамёна.

Над самоходной установкой капитана Павла Аксёнова теперь сверкало красное полотнище. Впереди был Берлин…

25 апреля 1945 года, окраина Берлина.

Тридцатьчетвёрка выехала на площадь и остановилась. Что-то здесь было не так. Слишком тихо. Даже из верхних этажей никто не стрелял.

— Наверняка засада, — решил наводчик танка гвардии сержант Павлов. Он внимательно осмотрелся ещё раз и присвистнул: — Фриц! А вот ещё, и ещё!..

Скрываясь за углом, прикрываясь башенкой какого-то старого строения, стояли немецкие танки. Всего три.

— Вон тот голубчик почти не замаскирован, — отметил Павлов удовлетворённо. — Прямо бок подставляет. Надо бы для начала его подбить, а там посмотрим, может, и с остальными разберёмся.

Павлов быстро выехал вперёд и с первого же выстрела разбил вражескую машину.

На подмогу ему уже спешили другие тридцатьчетвёрки. Немцы не успели сделать ни одного выстрела, и скоро они горели. Переулок был свободен, вот только проехать по нему теперь было невозможно, пришлось искать дорогу в объезд…

9 мая 1945 года.

— Победа! — на госпитальной койке в городе Люблине встретил эту весть гвардии старший лейтенант Иванов. Операцию ему сделали ещё в полевом госпитале, а теперь отправили в тыл — и отправят ещё дальше, в Белоруссию, как только наберётся сил.

— Победа! — в госпитале высшего комсостава и Героев Советского Союза в Ландсберге едва сдерживал слезы майор Бочковский. Столько людей потрудилось ради того, чтобы спасти ему жизнь…

— Победа! — возле стен Рейхстага стоит мальчик Володя Зенкин. Он перешёл на танк капитана Нечитайло — теперь капитан повёл на Берлин батальон гвардии майора Бочковского и довёл его до победного конца.

— Победа! — в большом парке, изрытом снарядами, в братских могилах лежат павшие в сражении за Берлин.

© Е. Хаецкая, 2014

Обсудить на форуме.