55. Тайна Александры Самусенко

2 марта 1945 года, район города Лобез, Польша

Гришу Вайсберга в Первой гвардейской танковой бригаде хорошо знали: он не в первый раз приезжал с блокнотом, расспрашивал танкистов, делал фотографии. И никогда не забывал прислать карточки и свежий номер газеты со статьей.

— Заходи, бумажный человек! — приветствовал его командир танка, старший лейтенант Громов. — Выпьешь?

Григорий браво хлопнул «наперсток», поморщился:

— Что за гадость?

— Это шнапс, дорогой товарищ. С него русский человек дуреет, а немец — звереет... Бери блокнот, записывай.

Гриша с готовностью вытащил из планшета мятый блокнот, карандаш. Зубами привычно «очинил».

Громов поморщился:

— Что ты как беспризорник!.. Возьми нож, заточи перо как следует. Я твоему начальству пожалуюсь! Ножика корреспонденту выдать не могут.

— Я их теряю, — оправдывался Гриша.

— Ладно, пиши, — смягчился Громов. — Пиши, как советские танки коснулись гусеницами германской земли! Пиши, как из-под Курска дошли мы, через Польшу, до Одера. На берегах Одера чуть не потопли — там болота... Танки застревают, ребята ругаются: «Тонем!» А им в ответ: «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих».

Он рассмеялся:

— В общем, так, товарищ Вайсберг. Заняли мы маленький замок, черт его знает, как он называется. Даммер. Точно — Даммер. Деревня поблизости — Клейне Даммер. Это три дня назад было. Устали — как вошли под крышу, так и повалились. Утром просыпаюсь — что за ерунда? Ты пишешь? — Он бросил взгляд на страницу, которую Григорий быстро покрывал кривыми буквами. — Сам-то потом разберешь, что пишешь?

— Про меня не волнуйся, ты рассказывай, — попросил корреспондент.

Они сидели в землянке, оставшейся после немцев, — «теплую взяли», кивнул командир на маленькую печку.

— Ну вот, — продолжал Громов, — открываю я, значит, глаза — что за притча? Лежит среди моих солдат немец. Свернулся, так его, калачиком, как дитятко малое, и мирно спит. Губами еще, зараза, во сне причмокивает!.

Гриша сморщил лицо, предвкушая смешное.

Громов хмыкнул:

— Я за пистолет: «Это, — говорю, — что еще за хайль гитлер тут затесался? А ну, — говорю, — встать и хенде хох!» Он не слышит — спит! Наконец дал я ему пинка, он зашевелился, поднялся, руки задрал. «Что ты здесь делаешь?» — говорю. С горем пополам объяснились. Ты представляешь, — засмеялся наконец старший лейтенант, — этот бедняга, унтер, искал кому сдаться. Ихний взвод, как волколаки, почти месяц по сырым лесам шатались. Тут видит наш унтер — русские. Он к нам вломился: сдаюсь, сдаюсь! А все спят. Он и не стал будить, а сам спать завалился, чтобы утром докончить дело.

— Его же пристрелить могли! — изумился Гриша.

— Запросто, — подтвердил старший лейтенант и закурил.

Гриша взял из пачки и закурил тоже.

— А скажи, Громов, это правда, что у вас тут танком женщина командует? — заговорил снова корреспондент.

— Есть у нас женщина, — кивнул Громов. — Только она не танком командует, это ты не выдумывай. Она офицер связи. Думаешь, этого мало?

— Я не думаю, я записываю, — ответил Гриша, стараясь скрыть смущение.

— Ну, записывай... Насколько важно вовремя докладывать командованию обстановку — знаешь, объяснять не приходится? Мы, брат, с боями прошли за полтора месяца почти семьсот километров...

 Вдруг лицо старшего лейтенанта прояснилось:

— К восьмому марта, что ли, статью готовишь?

— Вроде того, — не стал отрицать Вайсберг. — Война-то заканчивается, начинаем жить нормально и праздники справлять, как раньше: за накрытым столом, не думая, что завтра опять в бой и многие уж за этот стол снова не сядут.

— Это ты хорошо сказал, — вздохнул Громов и долго молчал.

— Я бы с товарищем гвардии капитаном с самой повидался, — быстро проговорил Вайсберг. — Это можно организовать?

— Я ей не командир, если нужно официально — спроси товарища гвардии полковника Катиркина, начальника штаба, — ответил Громов, — а личным образом познакомить — познакомлю.

— Какая она? — спросил Гриша. — Что о ней известно?

— Вот сам ее и спросишь, — проворчал старший лейтенант.

Журналист угадал что-то по тону голоса, потому что закрыл блокнот и прищурился:

— А сам ты ее не спрашивал?

— Она не из таких, кто станет о себе рассказывать, — нехотя выговорил наконец Громов. — Земляков не ищет, хотя по фамилии, да и по говору, вроде, из Белоруссии. Да вон товарищ гвардии сержант Дзюбак сейчас тебе что-нибудь добавит. Он к ней пытался клинья бить.

Сержант Дзюбак, вошедший в землянку, услышал последние слова и помрачнел.

— Дай курить, — потребовал он у Гриши. — Расселся тут с блокнотом, а война еще не кончилась. При чем тут — «клинья бить»? Что, нельзя с женщиной просто поговорить, как с боевым товарищем?

— И много она тебе сказала? — спросил Гриша.

— Послала куда подальше плохими словами, — признался Дзюбак. — У ней вообще строго. С виду красивая, косы русые, но держится — как мужик, курит, за словом в карман не лезет. Я стороной выяснял — она с двенадцати лет в армии, вроде как дочь полка.

— А это интересно, — заметил Гриша. — Как так вышло?

— Никто не знает. Но дерется крепко. Два легких ранения, еще с сорок первого, одно тяжелое — с сорок третьего. и боевые награды есть. Под Курском была, только мы там с ней не встречались. У нас в бригаде слухи ходили, будто она в Испании сражалась.

— Глупости, — возразил старший лейтенант. — Не могла Самусенко быть в Испании. Молодая еще.

— Да кто тут скажет, кому сколько лет! — возразил Дзюбак. — Помнишь, женский лагерь освободили? Здесь, в Польше? Там совсем молодые девчонки были... — Он махнул рукой.

Громов пояснил:

— Есть у нас тут один энтузиаст, Бородаченков. Он и заподозрил. «У нас, — говорит, — почему-то не любят признаваться, что были в Испании. Секрет вроде бы. Но я ее заставляю вздрогнуть». Подходит к Самусенко и прямо ей в лицо говорит: «Но пасаран!» Она его обсмеяла и ушла, а он почему-то решил, что она себя выдала. «Понимает, — говорит, — по-испански».

— Да «но пасаран» все понимают, — хмыкнул Гриша.

— Нет, думаю, в Испании Самусенко не была, — подытожил Громов. — А вот насчет Финляндии — это правда. В штабе говорили.

— Да что о ней вообще известно? — не выдержал Гриша.

— Почти ничего, — признал старший лейтенант. — Я ж говорю — скрытная. Мы ее когда впервые увидели, то сразу поинтересовались, за что орден Красной Звезды. А она — «за выполнение государственного задания».

— Ты понимаешь, как все это важно? — спросил корреспондент, глядя на Громова в упор. — Единственная женщина-танкист в Первой гвардейской танковой армии. И про нее никто ничего толком сказать не может! Как она хоть стала танкистом?

— Про это как раз кое-что известно, — хмыкнул Дзюбак. — Когда ее после ранения наградили, была заметка в газете. В общем, помнишь — повелась такая мода, все писали письма Калинину, Всесоюзному старосте, с разными патриотическими просьбами, вроде: «Мне четырнадцать лет, хочу бить фашистов, пустите на фронт!»

Вайсберг кивнул.

— Вот и наша Александра Григорьевна ему писала, просилась в танковое училище. Калинин ей посодействовал. Так и стала Александра Самусенко танкистом. Слова «танкистка» ведь нет, а?

— Многих слов нет, — рассеянно проговорил Гриша. — На самом деле статью о Самусенко и о том, как ее наградили «Звездочкой», я читал. Могу пересказать.

Танкисты сели теснее. На их лицах появилось знакомое Григорию выражение почти детского любопытства. В полумраке опять булькнул трофейный шнапс.

— Под Орлом и Курском она командовала танком Т-34. Пишут, что в одном бою наткнулись они сразу на трех «тигров». Что делать? Помните шутку из «Боевых листков»: в чем разница между «тигром» и «пантерой»?

— А в чем? — спросил Дзюбак. Он не помнил такой шутки.

— В том, что «тигр» горит дольше, — сказал Гриша. — Только чтобы «тигр» загорелся, надо бы его подбить — для начала... Самусенко отступать не стала. «Назад дороги нет», — говорит. И первый танк подбили. Два других пошли на тридцатьчетверку, и сражение продолжалось больше часа. Что там происходило, корреспондент не пишет, но Самусенко после этого получила орден.

Из темноты донесся голос:

— Наврал ваш корреспондент.

И к разговаривающим подошел младший лейтенант Краснов.

Грише он не был знаком. Обменялись рукопожатием, сели ближе.

— Самусенко не командовала танком, — сказал Краснов. — Она связист. И под Курском тоже была связистом. Под огнем и бомбежкой с воздуха обеспечивала связь, доставляла информацию о положении частей, действующих в бою, доставляла частям приказы. По-вашему, этого мало?

— Без связи никуда, — согласился Громов. — А ты откуда знаешь про ее орден?

— Она сама как-то рассказала в хорошую минуту, — ответил Краснов. — К любому человеку подход нужен. Самусенко в армии с детских лет, знает, как женщине себя держать, чтобы ничего не цеплялось.

— Кстати, а познакомиться-то с ней можно? — спросил Вайсберг, улыбаясь своей неотразимо-обаятельной улыбкой.

— Утром познакомишься, — обещал Краснов. — Уже поздно, тебе спать пора.

3 марта 1945 года, район города Лобез, Польша, 7 часов 45 минут

На рассвете капитан Самусенко получила приказ — разведать обстановку возле города Лобез. Вроде, там оставались еще окруженные эсэсовские части, которые предпринимали отчаянные попытки прорваться.

Самусенко с водителем сержантом Кузьменко уехала рано утром на броневике.

Немцы действительно находились в городе и готовы были к отчаянному сопротивлению.

На окраине броневик обстреляли. Это оказалось неожиданным, но хуже всего было другое: почти сразу погиб водитель.

Капитан приготовилась стрелять в ответ. Машина вздрогнула, мгновенно стало жарко: броневик подожгли.

Времени не оставалось. Самусенко сделала то, к чему была готова всегда: выскочила из машины, швырнула в пламя офицерский планшет и вступила в бой.

У немцев была самоходка, и они, не отвечая на слабый огонь из личного оружия, который вел советский офицер (никто не видел, что это женщина), попросту наехали на нее гусеницами.

3 марта 1945 года, район города Лобез, Польша, 11 часов

— Как — погибла? — кричал по связи Громов. — А это точно она?

— Советский танкист, женщина, — говорил голос.

— Так документов же при ней нет? — сердился Громов. — Откуда знать, что это Самусенко?

— Много здесь советских женщин-танкистов? — резонно вопрошал голос.

Громов страшно выругался. Потом, поуспокоившись, спросил:

— В городе есть немцы?

— Остались эсэсовские недобитки.

— По коням, — сказал Громов. — Садись, Гришка, на мою броню. Тебе не впервой. Может, наврали чего, и жива Самусенко? Только под огонь не кидайся. Мне все равно за тебя голову оторвут.

Вайсберг умел стрелять из автомата и несколько раз за свою корреспондентскую жизнь побывал под огнем.

Когда танк Громова прибыл в Лобез, немцы уже выходили рядами и колоннами с поднятыми руками. Несколько человек остались лежать на обочине дороги и на главной площади города догорал немецкий танк.

На подступах к городу стоял сгоревший советский броневик, а рядом лежали двое убитых советских офицеров.

— Вот и познакомились, — пробормотал Григорий.

* * *

Молодая женщина 1922 года рождения, с двенадцати лет — воспитанница РККА, член ВКП(б) с 1943 года — с Курска; танкист, гвардии капитан, офицер связи, награжденная орденом Красной Звезды и Отечественной Войны первой степени, погибшая 3 марта 1945 года в Померании, — кем она была, кем могла бы стать, — все это навсегда останется тайной.

© А. Мартьянов. 2013

Обсудить сказку вы можете здесь.