73. Шестая против шестой

31 марта 1942 года, Москва

— Я думаю, товарищ Тимошенко, — сказал Сталин, — что нам следует очень хорошо подумать над нашими весенними планами.

Тимошенко молчал. Он видел, что Верховный в хорошем настроении, и ждал продолжения.

— В полосе наступления Юго-Западного фронта, — продолжал Сталин, — предлагаю использовать новое оперативно-тактическое соединение — танковый корпус в составе двух танковых бригад и одной мотострелковой бригады. Директива Народного комиссариата обороны уже подготовлена. Ознакомьтесь.

Тимошенко взял папку с отпечатанными листками. На бумаге выглядело неплохо: свыше пяти тысяч человек, сто танков — двадцать КВ и по сорок — Т-34 и Т-60. Противотанковые пушки, минометы, автомашины.

Танковые бригады включались в состав корпуса из резерва Ставки.

Мотострелковым бригадам предстояло быть сформированными «с нуля».

— Я бы хотел поговорить о наших танках, — сказал наконец Тимошенко, складывая папку.

Сталин недобро прищурился:

— А что с ними не так?

— Ни для кого не секрет, товарищ Сталин, что по сравнению с довоенной продукцией качество наших танков упало.

— С этими вопросами, Семен Константинович, будут очень серьезно разбираться, и не в этом кабинете…

— Не сомневаюсь, товарищ Сталин, — Тимошенко вздохнул. — Да, вроде бы, и грех жаловаться: по броне мы пока удерживаем превосходство над противником.

— Ну вот видите, — заметил Сталин.

— А вот что делать со связью? Я интересовался у командиров, почти все недовольны.

— Командирские танки, как я помню, все оснащены радиостанциями.

— Этого недостаточно, товарищ Сталин. Командиры утверждают, что радиостанции должны стоять на всех без исключения танках. А наша промышленность пока не способна… Эвакуация заводов тут здорово помешала — с августа сорок первого радиооборудование для танков вообще не производится.

— И как же командиры выходят из положения? — спросил Сталин. — Как-то ведь они находят выход?

— Кто-то просто гаечным ключом стучит в крышку люка, — ответил маршал. — Звучит как анекдот, но приходится и так. Бывает, удается снять радиостанцию с разбитых танков. На танках союзников радиосвязь имеется, но этих танков, во-первых, не так много, а во-вторых, у них свои особенности, если не сказать — недостатки. Нашим танкистам приходится приноравливаться.

Сталин поморщился: тема помощи союзников оставалась для него весьма болезненной.

— «Матильда» и «Валентайн» — танки поддержки пехоты, — продолжал Тимошенко. — И для немецких орудий это твердые орешки. Броня у них что надо. Но вот скорость…

— А в наступлении скорость чрезвычайно важна, — подхватил Сталин. — Однако и поддержка пехоты — не последнее дело, согласны, товарищ Тимошенко? Директива подписана, действуйте. Юго-Западному направлению придаются четыре танковых корпуса. Комплектуйте их, чем есть: «британцами», сталинградскими тридцатьчетверками, тяжелыми КВ… Не брезгуйте и старыми БТ, и Т-26. Нам важно сейчас нанести сильный удар по противнику.

3 мая 1942 года, Макеевка

Во второй танковый полк вермахта прибыло пополнение.

Майор граф фон Штрахвитц выглядел весьма довольным. Он удачно прятал свое хорошее настроение под гримасой озабоченности, но обер-лейтенант Диц, знавший графа еще по Франции, легко угадывал его настроение.

— Эти чертовы молокососы зададут русским перцу, — заметил Диц, усмехаясь.

Шестьдесят свежеиспеченных германских танкистов явились в потрепанный боями полк вместе с новенькими, «с иголочки», боевыми машинами.

Об этом не принято было говорить, но после тяжелой русской зимы бронетанковые силы находились не в лучшем состоянии.

Но Фатерланд, как всегда, заботится о своих героических сынах. И в первую очередь — о группах армий «Юг», на которые возложены сейчас самые ответственные задачи.

Согласно директиве Генерального штаба вермахта от 18 февраля, предназначавшиеся для наступления танковые полки перешли с двух— на трехбатальонную организацию.

В батальоне имелось теперь по две роты легких танков и одной роте средних танков — «тройки» и «четверки».

— Не понимаю только, зачем прислали опять несколько «двоек», — заметил лейтенант Фридрих фон Рейхенау, сын покойного знаменитого фельдмаршала. — Они ведь безнадежно устарели. Учитывая, какая у русских техника.

Граф нахмурился:

— Что вы имеете в виду, Фриц, когда хвалите русскую технику?

— Всего лишь пытаюсь сравнивать и анализировать, — Фридрих никогда не боялся высказывать свое мнение. И не из-за происхождения. Он был убежден: боевой офицер имеет право не скрывать своих мыслей. Особенно когда эти мысли — на благо Рейха. — Наши «четверки» — они, в принципе, не тяжелые танки, как значится у нас, а средние. Я слышал, что короткоствольную артсистему в скором времени будут заменять длинноствольной... Но пока наша «четверка» толком не берет ни КВ, ни Т-34.

— Послушайте, фон Рейхенау, но подобные рассуждения не... — начало было граф.

Фридрих перебил его:

— Уверен, наши бронетанковые умы уже ищут и скоро найдут способ усовершенствовать этот танк. Но все же основу наших дивизий составляют даже не «четверки», а «тройки».

— Ну, э… лично у меня… — произнес граф и пожевал губами, замолчав.

— У вас «четверка», — закончил за него Фридрих. — И у меня. Но у большинства — как и наших новобранцев — «тройки». Вообще это неплохие танки, особенно новой модификации — с пятидесятимиллиметровой артсистемой Kwk 39, с длиной ствола в шестьдесят калибров. Бронепробиваемость у них вполне приличная. Наши практические эксперименты — увы, сопровождавшиеся потерями, — показали, что старая пушка «тройки» пробивала броню КВ с дистанции в двести метров, в то время как эти чертовы тяжелые русские танки уничтожали «троечки» с пятисот метров.

— Послушайте, Рейхенау, — вмешался Диц, — это все в прошлом.

Играла музыка, был ясный день, ужасная русская зима наконец подошла к концу. Фридрих с его вечным пессимизмом, как всегда, ухитрился испортить товарищам настроение!

— А что в прошлом? — Фриц пожал плечами. — Я лично думаю исключительно о будущем. Нам предстоят бои. Наступательные бои, что не может не радовать, я знаю.

Он прислушался к звукам военного оркестра. Новобранцы после принесенной присяги расходились, чтобы отметить самое важное событие в своей жизни.

— Да, наступательные, — подтвердил фон Штрахвитц. — Мы должны выбить русских с занятого ими плацдарма.

— Новая артсистема «троек» позволит, как мы считаем, уравнять шансы с КВ и пробивать их с пятисот метров, — продолжал Рейхенау. — Вообще-то я попросил дать мне  новый экипаж. И новый танк — «тройку».

— Ну вы даете, фон Рейхенау, — заметил Диц.

Фридрих фон Рейхенау чуть поморщился.

— Если эти ребята идут на смерть ради Рейха на «тройках», я хочу быть рядом с ними. В конце концов, мое происхождение — хоть вы об этом мне и не напомнили, по крайней мере, сегодня, — обязывает!

…Вечером германские танкисты отправились в город с богопротивным названием «Сталино». Там работал кинематограф. Личный состав нуждался в порции положительных эмоций. В конце концов, скоро второй танковый окажется на передовой, где ему предстоит показать, на что способен солдат вермахта.

8 мая 1942 года, район Балаклеи

Командующий Шестой полевой армией генерал-лейтенант Паулюс аккуратно нанес несколько стрелок на карту.

Всегда подтянутый, невозмутимый, он любил стройную красоту штабной работы и, как утверждали, весьма преуспел в этой области. Командование полевой армией — определенно не то, к чему он всегда стремился. Но фюрер оказал ему высокое доверие, и Паулюс должен был оправдать его.

Основополагающая директива предписывала: «Окончательно уничтожить оставшиеся еще в распоряжении Советов силы и лишить их важнейших военно-экономических центров».

Фюрер, как всегда, формулировал кратко и гениально.

Конкретно для армии Паулюса это распоряжение означало: ликвидация так называемого «барвенковского выступа».

Это — первоочередная задача. Решив ее, можно будет развивать дальнейшее наступление.

Встречные удары Шестой армии из района Балаклеи и армейской группы генерал-полковника фон Клейста из районов Славянска и Краматорска в общем направлении на Изюм выбить русских с плацдарма.

Харьков — удержать во что бы то ни стало! Харьков — опора Шестой армии, там и склады, и лазареты… Харьков — это «личный тыл» Паулюса, как острили у него за спиной «милые» штабные офицеры.

Паулюс знал об этом и относился к шутникам снисходительно. Пусть их шутят. В здоровой армии это нормально…

12 мая 1942 года, район населенного пункта Непокрытое

Советское наступление началось. Артиллерийская подготовка, авиационный налет разорвали утро.

Немцы ждали.

И когда стрелковые подразделения двинулись вперед, их встретил огонь немецких орудий.

Вместе с пехотой в атаку пошли советские танки.

Тридцать шестая танковая бригада полковника Танасчишина рвалась к селу Непокрытое.

— Видишь высотку? — полковник показал командиру батальона капитану Шестакову ключевой опорный узел врага. — Вон она на карте, а вон — перед глазами. Засел гад и не вышибешь его. А без этой высотки нам Непокрытое не взять.

— Сколько тут чего? — спросил Шестаков.

— Не меньше тридцати орудий, — ответил полковник. — Минометы есть. И пехота — разведка говорит, до батальона.

— Какие действия?

— Зайди со своими тридцатьчетверками к ним в тыл, — полковник прочертил по карте короткую линию. — Вышибить их бы, особенно тяжелые орудия.

Капитан Шестаков только кивнул.

Наступление, долгожданное наступление не должно захлебнуться.

Танк командира возглавлял атаку. На предельной скорости он обрушился на позиции тяжелых пушек.

— Гусеницами, гусеницами действуй, береги снаряды! — приказывал капитан.

Немецкое орудие, подмятое под тридцатьчетверку, замолчало.

— Второе, второе! — приказывал капитан. — Не останавливаться!

Механик-водитель наполз танком на второе орудие. И только третья стопятидесятимиллиметровая пушка успела выстрелить. Немцы развернули ее и выстрелом в упор подбили надвигающийся на них русский танк.

Механик-водитель и комбат погибли, командирский танк замер.

Но для немцев было уже поздно: другие тридцатьчетверки появлялись на холме одна за другой. Оставляя орудия и боеприпасы, немцы бежали.

Танки преследовали их.

Танасчишин опустил бинокль, повернулся к посыльному, прибывшему на наблюдательный пункт.

— Бегут, товарищ комбриг! — доложил сияющий сержант. — Бегут немцы! Наши на десять километров вперед продвинулись.

…Вечер медленно опускался на землю. Заканчивался долгий день двенадцатое мая — первый день советского наступления.

Было и радостно, и тревожно. Сила нашла на силу. Кто кого? Казалось, создалось равновесие, которое вот-вот обрушится. Даже номера противоборствующих армий совпадали: шестая против шестой...

12 мая 1942 года, вечер, Сталино

Паулюс разложил на столе сводки.

Выходило, что в первый день наступления Советы продвинулись на два километра, а на флангах — на шесть и даже на десять. Потери составили около двадцати орудий. Личный состав — более пятисот человек.

Потери допустимы, решил Паулюс. Но вот позволить русским и дальше развивать наступление — это исключено. Придется перебросить резервы соседних корпусов. Благо на других участках русские далеко не так активны.

Из Харькова придется призвать сюда пару танковых дивизий. Третью и двадцать третью. Прелестно.

Паулюс сделал заметку в блокноте, еще раз сверился с картой и сводками.

У него был начальник штаба, но командующий любил проверять и перепроверять все сам. Да, игра только начинается. А русские… пусть спят спокойно, уверенные в своем успехе.

…Поздно вечером Тимошенко отправил Верховному телеграмму об успехе начатого наступления.

Сталин не отказал себе в удовольствии: призвал Василевского и упрекнул:

— Вот видите, товарищ Василевский, победа не за горами. А из-за вашего вечного скептицизма я чуть было не отменил столь удачную операцию…

© А. Мартьянов. 21.09. 2013.

Обсудить на форуме.