6 марта 1942 года, станция Радковски-Пески
Глубокий снег лежал повсюду.
Командир двенадцатой танковой бригады генерал-майор Баданов первым вышел из поезда и сразу провалился в сугроб.
На платформах стояли тяжелые танки КВ-1. Им предстояло принять участие в боях «местного значения»: перед началом крупной операции необходимо было расширить «горло» Барвенковского выступа.
Баданов оглядел местность. Как здесь выгружаться? Как заводить моторы? Снегу по пояс.
— Товарищ комбриг! — Это подбежал старший лейтенант, командир роты. — Техники предлагают прогревать и заводить танки на платформах перед разгрузкой с использованием пара паровоза.
— Хорошо, действуйте, — отозвался генерал-майор. — Смотрите, при разгрузке не сажайте танки на днище, а то застрянем тут...
Бригада включала танковый батальон средних и тяжелых танков — пять КВ-1 и десять тридцатьчетверок, танковый батальон легких танков — двадцать Т-60. Ну и еще мотострелковый батальон, противотанковую батарею, роту технического обеспечения, медпункт…
10 марта 1942 года, район Совхоза номер пять (Юго-Западный фронт)
— Старший лейтенант Гуляев, к командиру бригады!
Двенадцатая бригада стояла на выжидательных позициях — километрах в пятнадцати от переднего края.
Экипажи жили под танками — в снегу были выкопаны траншеи, над которыми стоял танк, накрытый брезентом. В траншеях жгли костры: это и людей согревало, и двигатель.
Старший лейтенант Гуляев высунулся наружу. Он был черен от копоти.
— Сейчас соляркой отмоюсь.
— Некогда, так идите.
Командир бригады уже ждал с развернутой картой. Твердый ноготь показывал направление, оставляя на карте резкие черты:
— Наступаем вот сюда, на Совхоз номер пять. Начнем с артподготовки, потом с пехотой двигаетесь в этом направлении. Вышибем оттуда немцев и закрепимся в населенном пункте.
…Сражение шло уже несколько часов. Тяжелые танки КВ ворвались на окраину населенного пункта, и тут по ним ударила артиллерия противника.
— Не останавливаться, вперед, вперед! — Старший лейтенант Гуляев верил в свой экипаж. Механик-водитель Лесников был с ним еще на Финской.
Сейчас тяжелый танк рвался в поселок, как заколдованный, уходя от снарядов противника.
Он видел, как немцы бегут.
Затем танк остановился.
— Что?!
— Подбили, товарищ старший лейтенант! — донесся голос механика.
— Огонь!
Остальные четыре КВ и восемь Т-34 подошли спустя полчаса.
— Вот он, товарищ лейтенант! — сержант Петров, которого все называли «Петя», показал своему командиру Гвозденко на подбитый КВ-1.
В танке обнаружили погибший экипаж: старший лейтенант Гуляев и его товарищи сгорели…
11 марта 1942 года, Совхоз номер пять
Комбриг Баданов устало потер лоб. Бои местного значения. А потери большие.
Скорей бы уж общее наступление.
Скорей бы весна. Говорят, в этом году выйдем на Государственную границу СССР. Выгоним врага с нашей земли. Ох, скорей бы наступление!
А пока — что там с танками КВ-1?
Он еще раз перечитал рапорт Гвозденко. Боекомплект недостаточный. Двадцать восемь снарядов. Да, мало. Если бы у Гуляева было их побольше, может быть, и продержался бы, не сгорел.
А так — при возможности танки просто выходят из боя, загружают новый боекомплект и снова возвращаются.
Но вообще в целом танк хороший. Пехота, вон, хвалит. Громадина, мол, и за броней укрываться удобно. И скорость примерно как у солдат, бегущих в атаку. Тридцатьчетверка, как конь, удирает вперед, а КВ солдат прикрывает.
В общем, плюсы и минусы… Подытожить бы опыт первых боев в данных условиях…
Некоторые товарищи на оптику жалуются. Но это уж простите, товарищи дорогие. Харьковский завод пока не работает, новой оптики не будет. Вот возьмем Харьков…
Баданов вздохнул. Да. Вот возьмем Харьков… Надежды, надежды.
17 марта 1942 года, Москва
Верховный Главнокомандующий был настроен оптимистически.
— Мы добились превосходства над противником — и численно, и в отношении технической вооруженности. Я считаю, нам следует развивать наступление. Тут некоторые, — он спокойно перевел взгляд на маршала Шапошникова, — предлагают ограничиться активной обороной. По-моему, это неправильно.
Шапошников возразил:
— Отсутствие второго фронта в Европе нельзя сбрасывать со счетов. И вермахт еще рано хоронить — он достаточно силен. Генштаб уверен, летом главные события разыграются в районе Воронежа. Вот там и следует сосредоточить основные стратегические резервы, не вводя их пока в дело.
Сталин потемнел лицом.
— Я правильно понял, товарищ Шапошников: вы предлагаете сидеть и ждать, пока враг издохнет в бесплодных попытках изменить ход войны?
Маршал Тимошенко, главком Юго-Западного направления, заговорил, заполнив зловещую паузу:
— Сейчас у нас имеется Барвенковский плацдарм, созданный благодаря усилиям войск Юго-Западного направления. Напомню, товарищ Шапошников, что глубина занятого нами выступа составляет девяносто километров, а ширина — сто километров. Оттуда наши войска могут нанести удар во фланг и тыл харьковской группировке немцев.
— Если немцы не ударят первыми и не окружат нас на этом выступе, — возразил Шапошников.
Сталин пресек споры:
— Не сидеть же нам в обороне сложа руки! Нет, нам самим надо нанести ряд упреждающих ударов. Товарищу Тимошенко мы поручаем провести частную наступательную операцию. А вы, товарищ Василевский, не вмешивайтесь. Это операция — внутреннее дело Юго-Западного направления. Генштаб ею не управляет.
20 апреля 1942 года, Москва
Директива о подготовке наступательной операции на Харьковском направлении была готова.
Наступление намечалось на двенадцатое мая. Участвовали два фронта — Брянский и Юго-Западный.
Ударная группа Брянского фронта должна была наступать со стороны поселка городского типа Касторное, а Юго-Западного — из района Барвенково.
Сойдясь, эти фронты окружат харьковскую группировку врага, и Харьков — пятый по величине город Советского Союза, важнейший промышленный и стратегический центр, — будет освобожден.
Командующий Брянским фронтом генерал-лейтенант Голиков не скрывал от Ставки своей озабоченности.
— Возможно, мы не успеем начать наступление в указанный срок, если не будут вовремя подвезены боеприпасы и горючее.
— Что значит — «не успеете»? — сердился Василевский.
Голиков пожал плечами:
— Я не торгуюсь, товарищ Василевский, просто напоминаю, что без боеприпасов армия воевать физически не сможет.
— С этим поможем, — обещал Василевский. — В крайнем случае отодвинем срок выступления Брянского фронта на пару дней. И вот еще. Вам придается сорок восьмая армия. Сейчас она формируется из дивизий и бригад, выделенных для этой цели специально из глубокого тыла. Командующий — генерал-майор Самохин, переведенный на эту должность с поста начальника второго управления Главного Разведывательного Управления Генерального штаба.
Голиков поблагодарил за «царский дар» и отбыл.
21 апреля 1942 года, поселок городского типа Касторное
Начальник штаба формирующейся сорок восьмой армии генерал-майор Сандалов положил телефонную трубку.
— Десять воинских соединений уже в пути, скоро будут у нас. Начинаются жаркие деньки... А до наступления остается всего-ничего времени — назначено на двенадцатое мая. Но где же командующий армией?
— Вылетел рано утром из Москвы на самолете-разведчике Р-5, — доложил дежурный. — Из Москвы сообщают, что скоро должен быть. При нем пакет с оперативными материалами Верховного Главнокомандования на проведение операции на Юго-Западном направлении на весну.
— Скорей бы уж прибыл, — Сандалов не скрывал нетерпения. Он предвидел, что будет в случае задержки командования: начальнику штаба придется заниматься формированием армии буквально с колес — и в одиночку. А потом явится командующий и будет чем-нибудь недоволен.
Генерал-майор Самохин считался человеком, близким к Верховному. Кто знает, какой у него окажется характер!..
21 апреля 1941 года, Москва — Мценск
Генерал-лейтенант Самохин еще раз проверил документы.
Самолет уже прогревал двигатели.
Это был пассажирский вариант разведчика Р-5 — ПР-5. Пилот, сказали Самохину, человек надежный, опытный — в авиации с тридцать второго года, работал на линиях особой трудности, налет — свыше двух с половиной тысяч часов.
— Вам уже сказали, товарищ лейтенант, — обратился к летчику командующий, — нам предстоит совершить промежуточную посадку в Ельце. — Там он должен был передать засургученный пакет командующему Брянским фронтом Голикову и получить от него указания. — После этого мы летим в Касторное, к месту формирования сорок восьмой армии.
— Лейтенант Коновалов, — представился летчик. — Самолет к вылету готов. Занимайте место, товарищ командующий.
...Прошло несколько часов. Самохин задремал и проснулся, когда самолет вздрогнул и рядом разорвался снаряд.
— Зенитки! — крикнул бортмеханик Корнилов.
Он отправился в этот полет потому, что сомневался в самолете. Были кое-какие неисправности, которые устранили только перед вылетом. «За генерала головой отвечаете», — предупредили их на аэродроме.
«Если мотор опять забарахлит, поправлю», — решил бортмеханик.
Но одно дело — мотор, другое — зенитки.
— Константин, где мы? — спросил Корнилов, перебираясь к летчику. — Ты куда залетел? Ты на карту давно смотрел?
— По карте, вроде бы, должен быть Елец...
— Какой Елец, — Корнилов уловил в голосе пилота неуверенность, — ты ориентировку потерял, да? Дай карту.
— Товарищи, я без карты вам могу сказать, что мы перелетели линию фронта и направляемся к немцам, — вмешался генерал. — Товарищ лейтенант, немедленно поворачивайте.
— Самолет поврежден, — после короткой паузы отозвался Коновалов. — Не дотянем, товарищ генерал. Садиться надо, а там выберемся.
— Вы понимаете, что... — начал было генерал, но летчик гражданской авиации знал одно: главное — спасти самолет и пассажира. Он повел подбитую машину на посадку.
Садились на открытый пологий склон оврага. Самолет пробежал десяток метров и скапотировал.
В кабине пахло дымом — генерал зажигалкой поджег пакет.
Летчик выбрался из самолета первым.
Бортмеханик и пассажир застряли. Корнилов выбил окно и выволок генерала наружу.
— Пакет сжечь, пакет! — кричал Самохин.
— Немцы, товарищ генерал, — сказал Корнилов. — Бежать надо.
— Я задержу. — Коновалов побежал навстречу немецким солдатам, которые скользили по грязи и готовились уже стрелять.
Корнилов закрыл генерала от ветра. Тот жег пакет, рвал, втаптывал в грязь. Через несколько минут все было кончено: их окружили немецкие солдаты, повалили, отобрали бумаги.
Обер-лейтенант Фридрих Манн был очень доволен, если не сказать счастлив: на многих документах плененного советского офицера стоял штамп «для служебного пользования».
— Где мы сели-то? — спросил Корнилов, пока их тащили к машине.
Коновалов подавленно ответил:
— Это Мценск...
— Как же тебя занесло? — не выдержал бортмеханик.
— Компас неисправен, должно быть... Слушай, говори им, что мы летели в Ясную Поляну, не в Елец, понял? И что самолет из аэроклуба в Химках. А там по обстановке.
— Какая обстановка, они бумаги захватили.
— Генерал что-то успел сжечь. А сам он болтать не будет.
Пленных погрузили в машину и повезли в Орел.
23 апреля 1941 года, Касторное
По одному только виду командующего Брянским фронтом генерал-майор Сандалов понял, что случилась крупная неприятность.
— Перехвачена радиограмма немецкой группы армий, — сказал Голиков. — Самохин не просто разбился по пути в Елец. Он у немцев.
— А… бумаги? — спросил Сандалов.
— Неизвестно, что именно попало к противнику, а что было уничтожено. Немцы утверждают, что их командование получило «ценные данные, которые могут повлиять на дальнейшее проведение операции».
— И что теперь?
— Теперь — ничего. Операцию отменять поздно, что-либо в ней менять тоже поздно. Мы не знаем, что конкретно известно противнику. Может быть, Самохин успел сжечь документы.
— Сам-то он у них и живой, — напомнил Сандалов.
— Самохину ведь тоже известно далеко не все… Товарищ Сандалов, хочу вам напомнить: не первый и, боюсь, не последний раз в руках неприятеля оказывается военачальник крупного ранга. Это случалось во все времена. Но это не означает, что наступления не будет. Харьков нужно вернуть в самое ближайшее время.
© А. Мартьянов. 21.09. 2013.
73. Шестая против шестой | 74. Весна большой надежды | 75. Двенадцатое июля |